— Песню? — девушка переступила с ноги на ногу.

— Да, песню. Там подсказка, где их искать. И, Власта… Там дети. Их надо вытащить.

— Сделаем все, что сможем.

Я кивнула и пошла, стараясь не замечать ни холод, ни привкус крови, ни теплые капли, ползущие по виску за шиворот.

— Эрик, проводи адептку до столовой, — отдал приказ Кристен.

— Сама дойду!

— Адриана, не дури, — попытался настоять командир, но я решительно вломилась в просвет между кустов малинника, куда Эрик при всем своем желании не смог бы протиснуться ни боком, ни на четвереньках, ни ползком.

Оставшись одна, я побежала вперед, держа развалины деревянной часовни в качестве ориентира.

«Не честно! Не честно!» — грохотало сердце в груди.

Мне так хотелось поскорее остаться одной, уйти и спрятаться, что я совсем забыла о ноге. А вот нога о себе не забыла и напомнила всему телу, что она вообще-то пострадавшая, а вокруг мокро и безумно скользко!

Оступившись и поскользнувшись, я завалилась на бок и кубарем покатилась вниз. В один из неконтролируемых переворотов вес рюкзака скорректировал падение, и остаток пути я проехала вниз на пятой точке. Собрала по пути все шишки, опавшие иголки, больно приложилась обо все камни и ветки. И наконец замерла на самом дне неглубокого оврага.

Лежала на спине, раскинув руки в стороны и пристроив голову на рюкзаке, задравшемся при спуске в район шеи. Лежала и кусала губы.

Там, наверху утеса, я почувствовала себя несправедливо обиженной. Но здесь, на самом дне оврага, на меня накатило ощущение, что я маленькая никчемная неудачница.

И тогда нечто зыбкое и неизмеримое, что по ошибке зовут силой воли, не вынесло тяжести испытаний и сломалось.

Я заплакала. Но и этого оказалось недостаточно. Поэтому я закричала и забила пятками по мокрой от дождя земле. Сжала в левой руке лесную подстилку и швырнула влажный ком из сосновых иголок и земли.

Гром яростно вторил моей обиде. Дождь смешивался со слезами и кровью. Верхушки сосен стонали и раскачивались в такт с моими жалкими завываниями.

Я плакала и плакала. Плакала и кричала, в надежде исторгнуть из себя этот отвратительный сгусток из разочарования и осознания своей полной никчемности.

Ничтожество. Неудачница. Позорище.

Как только мысленно я себя не обозвала.

А потом прогремел еще один долгий и продолжительный стон грома, и все резко закончилось. Нет, дождь продолжал барабанить по сосновым иголкам, упавшим на землю. Но я сама успокоилась. Посмотрела на серые тучи, виднеющиеся в просветах кроны.

— Пиу! — тихо пискнула я.

И сама удивилась случившемуся.

Зачем? К кому я обращаюсь? Если наверху действительность есть кто-то, о ком говорят во всех религиях, то выглядит он совсем не как дружелюбный звездокрыл, который случайно прижал меня хвостом. Так есть ли смысл пытаться сообщить о своем существовании этому гигантскому любителю крепких объятий?

Но неугомонное воображение уже шаловливо подсунуло образ черного дракона в белой тоге на неизменном пушистом облачке.

— Пиу! — крикнула я чуть увереннее и расхохоталась.

Все. Зовите мозгоправа!

Сквозь рвущийся наружу смех утерла слезы, дождь и кровь. Шмыгнула носом. Подняла левую руку, сложила пальцы «пистолетиком» и выстрелила в просвет между кронами.

— Пиу!

И тут сквозь шум непогоды послышалось ответное:

— Пиу!

Я выпуталась из ремней рюкзака и резко села, вслушиваясь в царившую вокруг ночь. Показалось?

— Пиу! — жалобно пискнул кто-то.

Вскочила даже раньше, чем поняла. Бросив рюкзак в овраге, точно тот был материальным доказательством груза моих обид и несправедливых обвинений, спотыкаясь и прихрамывая, я побежала в направлении звука. Обдирая кожу на руках о шершавые корни, вскарабкалась наверх и сорвалась на бег.

Шумно дыша и петляя между стволами деревьев, выскочила к берегу и замерла, всматриваясь в темноту и косые линии дождя. Кто кричал?

С правой стороны начинались четыре спуска в воду, где купались дети в жаркие летние деньки. Точнее, начинались тихие заводи с чистыми спусками от первого корпуса, а в этой части они заканчивались. Дальше русло реки делало плавный поворот. Воспитатели лагеря боялись, что кто-то может утонуть, поэтому старались не выпускать детей из поля своего зрения.

Но каждую смену находился «самый умный». Он искренне верил, что там дальше пляжи лучше, спуски мягче, а вода теплее. Вот почему здесь построили небольшую лодочную станцию. В домике хранили лодки, спасательные жилеты и весла — самое ценное, по мнению местного завхоза. И здесь же хранили важное, по их собственному мнению, многие поколения детей, приезжавших на смену.

Здесь была стена Отчаянных.

Темные деревянные бревна берегли имена сотен смелых мальчишек и чуть меньше девчонок, доказавших свое право быть вписанными в историю лагеря «Галчонок».

Каждый ребенок, проживший смену в этом лесу, мог назвать себя галчонком, но не каждый галчонок оставался в памяти этого места.

Присмотревшись, я заметила темный силуэт, прижимавшийся к деревянной стене дома. Судя по росту, это был десятилетний балбес в черном плаще, чей капюшон был надвинут так низко, что скрывал все личико. Галчонок прятался по небольшим козырьком крыши и, кажется, дрожал от холода.

Как он оказался здесь, у лодочной станции? Почему улизнул среди ночи из своей комнаты? Как перепуганные взрослые этого не заметили?

— Эй! — крикнула я, быстрым шагом направляясь к домику.

Ребенок вздрогнул, повернул голову на звук. В темноте блеснули большие глаза. Помня, что дети порой ведут себя непредсказуемо, я подняла руки, показывая, что ничем не вооружена, и прибавила шаг.

— Эй! Не бойся. Все хорошо.

Только бы он не рванул от страха в лес. Только бы не рванул!

— Все хорошо, слышишь? Меня зовут Адриана Нэш, я адептка факультета ядожалов. Мы приехали искать детей, которые пропали из-за грозы.

Порыв ветра дернул меня за мокрые пряди волос, но полы плаща мальчугана даже не дрогнули. Малыш подался вперед, не то вглядываясь, не то прислушиваясь к звукам моего голоса. И тут я заметила то, от чего внутренности полоснуло страхом.

На ребенке не было капюшона.

Его лицо оказалось полностью черным.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. О драконьей своенравности и сильных решениях

Я редко читаю страшилки, но в такие ночи, как эта, начинаю думать, что стала героиней книги о сверхъестественном.

— Какого?.. — прошептала я и медленно опустила поднятые руки.

Ребенок, если это он, в чем я глубоко сомневалась, неуверенно переступил с ноги на ногу. И то, что я изначально приняла за черные резиновые сапожки, оказалось большими лапами с внушительными когтями.

Сердце испуганно забилось. По спине побежали холодные мурашки липкого страха. Что, блин, это такое?!

Разум начал искать разумное обоснование увиденному, но вместо ответов в голову лезли ужастики, рассказанные у костра. Про черную руку, которая заберет всех родных, а потом придет за тобой. Про мальчика-зомби, съевшего своих родителей и собаку. Про злую старушку, которая не отражалась в зеркалах. Про…

Я решительно тряхнула головой, отгоняя глупости, и сосредоточилась на том, что вижу. Странное существо, а теперь я точно знала, что это не ребенок, принюхалось, отлипло от стеночки и с радостным визгом рвануло ко мне.

— Бестия?! — даже не знаю, чего в моем голосе было больше: ликования или облегчения.

Дракошка добежала до меня, сделала несколько кругов почета, встала на задние лапы. Попыталась дотянуться мордочкой до лица и лизнуть в щеку, но я торопливо попятилась и напомнила:

— Тише-тише, дорогая. Я тоже безумно рада тебя видеть, но помни: кое-кто ядовит для звездокрылов.

Бестия выдала нечто среднее между неопознанным «уррр» и понимающим «ааа», села по-собачьи, обвив лапы черным хвостом, и уставилась на меня счастливыми глазищами. Правда хватило ее спокойствия ненадолго. Не прошло и секунды, как она снова сорвалась с места, оббежала меня по кругу, шумно обнюхала ботинки и плюхнулась на неугомонную попу. Глянула на меня взглядом недовольной тетушки и воинственно ткнула в куртку острым когтем.